Comments by "" (@user-nx1qd7wf6z) on "Варфоломеевская ночь / Почему истребляли гугенотов? / Уроки истории / МИНАЕВ" video.

  1. Ну как сказать манипулирование конкуренция идей
    1
  2. Но, конечно, наиболее распространённая в русском общественном сознании европейская параллель опричному террору — Варфоломеевская ночь во Франции. Общее число погибших во время этой ужасающей резни, устроенной католиками гугенотам в Париже и прокатившейся по многим другим французским городам в конце августа — начале сентября 1572 г., «составляет не менее 5 тыс. человек»[205]. Между прочим, Иван Грозный в письме германскому императору с праведным негодованием осудил эту бойню как «безчеловечество». Но если по количеству жертв Варфоломеевская ночь, может быть, даже и превосходит опричнину, то по своей социально-политической природе эти исторические феномены принципиально отличны. Избиение французских кальвинистов было не столько актом государственного террора, сколько «творчеством масс», разбуженных гражданской войной. Последняя шла с перерывами с 1562 г., и в её ходе религиозная оппозиция (гугеноты) противостояла королевской власти как самостоятельная политическая сила. Екатерина Медичи и Карл IX планировали только убийства вождей гугенотов (т. е. нескольких десятков человек). «Эти убийства совершаются 24 августа 1572 г. между 3 и 5 часами утра. Колиньи и все наиболее видные представители гугенотской аристократии гибнут от рук внезапно напавших на них солдат Гиза и короля. Следовательно, продуманная и организованно направляемая „ночь длинных ножей“ завершилась до наступления дня… Однако начиная с 5 часов утра 24 августа 1572 г. происходит непоправимое: правители теряют контроль над ситуацией. Теперь на сцену выходит парижский народ, и это слово здесь обозначает отнюдь не только „простонародье“, но и прежде всего местных руководителей органов муниципальной власти и отрядов ополчения (приверженцев Гизов) — тут „и полицейское начальство, и командиры квартальных стражников, и их десятники“ вкупе с богатыми торговцами, младшими армейскими офицерами, ремесленниками и… проходимцами всех мастей. Королевское правительство хоть и предпринимает несколько похвальных попыток сдержать разгул страстей, но оказывается совершенно не в состоянии обуздать разбушевавшихся горожан, давших волю своим чувствам, созвучным, по их мнению, официальным установкам… В дюжине провинциальных городов, где в период с августа по октябрь 1572 года прошли свои, местные варфоломеевские ночи, они принимали форму то городских погромов (как в Париже утром 24 августа), то просто массовых избиений, организованных слишком старательными местными властями… Однако как в одном, так и в другом случае ни Карл IX, ни его правительство не имели отношения к этим событиям. И уж в том, что касается провинции, умысла королевской власти обнаружить нельзя»[206].
    1
  3. Но, конечно, наиболее распространённая в русском общественном сознании европейская параллель опричному террору — Варфоломеевская ночь во Франции. Общее число погибших во время этой ужасающей резни, устроенной католиками гугенотам в Париже и прокатившейся по многим другим французским городам в конце августа — начале сентября 1572 г., «составляет не менее 5 тыс. человек»[205]. Между прочим, Иван Грозный в письме германскому императору с праведным негодованием осудил эту бойню как «безчеловечество». Но если по количеству жертв Варфоломеевская ночь, может быть, даже и превосходит опричнину, то по своей социально-политической природе эти исторические феномены принципиально отличны. Избиение французских кальвинистов было не столько актом государственного террора, сколько «творчеством масс», разбуженных гражданской войной. Последняя шла с перерывами с 1562 г., и в её ходе религиозная оппозиция (гугеноты) противостояла королевской власти как самостоятельная политическая сила. Екатерина Медичи и Карл IX планировали только убийства вождей гугенотов (т. е. нескольких десятков человек). «Эти убийства совершаются 24 августа 1572 г. между 3 и 5 часами утра. Колиньи и все наиболее видные представители гугенотской аристократии гибнут от рук внезапно напавших на них солдат Гиза и короля. Следовательно, продуманная и организованно направляемая „ночь длинных ножей“ завершилась до наступления дня… Однако начиная с 5 часов утра 24 августа 1572 г. происходит непоправимое: правители теряют контроль над ситуацией. Теперь на сцену выходит парижский народ, и это слово здесь обозначает отнюдь не только „простонародье“, но и прежде всего местных руководителей органов муниципальной власти и отрядов ополчения (приверженцев Гизов) — тут „и полицейское начальство, и командиры квартальных стражников, и их десятники“ вкупе с богатыми торговцами, младшими армейскими офицерами, ремесленниками и… проходимцами всех мастей. Королевское правительство хоть и предпринимает несколько похвальных попыток сдержать разгул страстей, но оказывается совершенно не в состоянии обуздать разбушевавшихся горожан, давших волю своим чувствам, созвучным, по их мнению, официальным установкам… В дюжине провинциальных городов, где в период с августа по октябрь 1572 года прошли свои, местные варфоломеевские ночи, они принимали форму то городских погромов (как в Париже утром 24 августа), то просто массовых избиений, организованных слишком старательными местными властями… Однако как в одном, так и в другом случае ни Карл IX, ни его правительство не имели отношения к этим событиям. И уж в том, что касается провинции, умысла королевской власти обнаружить нельзя»[206].
    1
  4. Но, конечно, наиболее распространённая в русском общественном сознании европейская параллель опричному террору — Варфоломеевская ночь во Франции. Общее число погибших во время этой ужасающей резни, устроенной католиками гугенотам в Париже и прокатившейся по многим другим французским городам в конце августа — начале сентября 1572 г., «составляет не менее 5 тыс. человек»[205]. Между прочим, Иван Грозный в письме германскому императору с праведным негодованием осудил эту бойню как «безчеловечество». Но если по количеству жертв Варфоломеевская ночь, может быть, даже и превосходит опричнину, то по своей социально-политической природе эти исторические феномены принципиально отличны. Избиение французских кальвинистов было не столько актом государственного террора, сколько «творчеством масс», разбуженных гражданской войной. Последняя шла с перерывами с 1562 г., и в её ходе религиозная оппозиция (гугеноты) противостояла королевской власти как самостоятельная политическая сила. Екатерина Медичи и Карл IX планировали только убийства вождей гугенотов (т. е. нескольких десятков человек). «Эти убийства совершаются 24 августа 1572 г. между 3 и 5 часами утра. Колиньи и все наиболее видные представители гугенотской аристократии гибнут от рук внезапно напавших на них солдат Гиза и короля. Следовательно, продуманная и организованно направляемая „ночь длинных ножей“ завершилась до наступления дня… Однако начиная с 5 часов утра 24 августа 1572 г. происходит непоправимое: правители теряют контроль над ситуацией. Теперь на сцену выходит парижский народ, и это слово здесь обозначает отнюдь не только „простонародье“, но и прежде всего местных руководителей органов муниципальной власти и отрядов ополчения (приверженцев Гизов) — тут „и полицейское начальство, и командиры квартальных стражников, и их десятники“ вкупе с богатыми торговцами, младшими армейскими офицерами, ремесленниками и… проходимцами всех мастей. Королевское правительство хоть и предпринимает несколько похвальных попыток сдержать разгул страстей, но оказывается совершенно не в состоянии обуздать разбушевавшихся горожан, давших волю своим чувствам, созвучным, по их мнению, официальным установкам… В дюжине провинциальных городов, где в период с августа по октябрь 1572 года прошли свои, местные варфоломеевские ночи, они принимали форму то городских погромов (как в Париже утром 24 августа), то просто массовых избиений, организованных слишком старательными местными властями… Однако как в одном, так и в другом случае ни Карл IX, ни его правительство не имели отношения к этим событиям. И уж в том, что касается провинции, умысла королевской власти обнаружить нельзя»[206].
    1
  5. Но, конечно, наиболее распространённая в русском общественном сознании европейская параллель опричному террору — Варфоломеевская ночь во Франции. Общее число погибших во время этой ужасающей резни, устроенной католиками гугенотам в Париже и прокатившейся по многим другим французским городам в конце августа — начале сентября 1572 г., «составляет не менее 5 тыс. человек»[205]. Между прочим, Иван Грозный в письме германскому императору с праведным негодованием осудил эту бойню как «безчеловечество». Но если по количеству жертв Варфоломеевская ночь, может быть, даже и превосходит опричнину, то по своей социально-политической природе эти исторические феномены принципиально отличны. Избиение французских кальвинистов было не столько актом государственного террора, сколько «творчеством масс», разбуженных гражданской войной. Последняя шла с перерывами с 1562 г., и в её ходе религиозная оппозиция (гугеноты) противостояла королевской власти как самостоятельная политическая сила. Екатерина Медичи и Карл IX планировали только убийства вождей гугенотов (т. е. нескольких десятков человек). «Эти убийства совершаются 24 августа 1572 г. между 3 и 5 часами утра. Колиньи и все наиболее видные представители гугенотской аристократии гибнут от рук внезапно напавших на них солдат Гиза и короля. Следовательно, продуманная и организованно направляемая „ночь длинных ножей“ завершилась до наступления дня… Однако начиная с 5 часов утра 24 августа 1572 г. происходит непоправимое: правители теряют контроль над ситуацией. Теперь на сцену выходит парижский народ, и это слово здесь обозначает отнюдь не только „простонародье“, но и прежде всего местных руководителей органов муниципальной власти и отрядов ополчения (приверженцев Гизов) — тут „и полицейское начальство, и командиры квартальных стражников, и их десятники“ вкупе с богатыми торговцами, младшими армейскими офицерами, ремесленниками и… проходимцами всех мастей. Королевское правительство хоть и предпринимает несколько похвальных попыток сдержать разгул страстей, но оказывается совершенно не в состоянии обуздать разбушевавшихся горожан, давших волю своим чувствам, созвучным, по их мнению, официальным установкам… В дюжине провинциальных городов, где в период с августа по октябрь 1572 года прошли свои, местные варфоломеевские ночи, они принимали форму то городских погромов (как в Париже утром 24 августа), то просто массовых избиений, организованных слишком старательными местными властями… Однако как в одном, так и в другом случае ни Карл IX, ни его правительство не имели отношения к этим событиям. И уж в том, что касается провинции, умысла королевской власти обнаружить нельзя»[206]. Разумеется, тысячам убитых гугенотов нисколько не легче от того, что они погибли не по приказу короля, а в результате всплеска массового католического фанатизма. Речь о другом: насколько различны были тогдашние русский и французский социумы — в последнем мы видим не единственный политический субъект (как в России — верховную власть), а несколько (наряду с властью — католическую и протестантскую партии), весьма успешно оспаривающих у государства монополию на вооружённое насилие. После Варфоломеевской ночи гугеноты не только не прекратили сопротивление (хотя и представляли собой очевидное меньшинство населения Франции — около 7 %), но, напротив, создали, по сути, своё отдельное государство в государстве с развитой системой самоуправления и собственными вооружёнными силами — федерацию городов юга Франции, организованную по примеру Голландии: «Рождённое во время войны и сформировавшееся стихийно для сопротивления гнёту, протестантское государство существовало de facto»[207]. В конечном итоге по Нантскому эдикту (1598), завершившему религиозные войны во Франции, гугеноты получили свободу совести и контроль над 32 городами, 147 крепостей во главе с Ла-Рошелью стали гарантией их безопасности. Протестантские города были освобождены от налогов в обмен на обещание терпеть в своих областях католиков. С другой стороны, вокруг герцогов Гизов сложилась католическая Лига, также (уже при Генрихе III) оказавшаяся в оппозиции к королевской власти. Именно лигисты в мае 1588 г. возвели первые парижские баррикады, вынудившие короля бежать из столицы. В том же году лигисты победили на выборах в Генеральные штаты, сделав их своим политическим орудием. Генриха III с одинаковой яростью поносили и протестантские, и католические публицисты, величая его «мерзким тираном Валуа», «вторым Нероном и Калигулой», «странным зверем, безмозглым и безлобым»[208], наконец, даже учеником Ивана Грозного в коварстве [209]. Парижский магистрат и Сорбонна освободили Францию от присяги столь непопулярному монарху. Позднее Генрих IV был вынужден заплатить 24 миллиона ливров вожакам Лиги за разоружение[210]. Такая политическая полисубъектность и не снилась Московскому государству! Ситуация гражданской войны способствовала и важным теоретическим новациям. Именно в трудах гугенотских политических мыслителей («монархомахов» — Ф. Отмана, Ф. Дюплесси-Морне, Т. Беза) были сформулированы теория народного суверенитета и magic-x-store.com Реклама Перейти на сайт 1 ... 31 32 33 34 35 ... 153 ВПЕРЕД Перейти на страницу: 33 В нашей электронной библиотеке 📖 можно онлайн читать бесплатно книгу Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг. -
    1
  6. Но, конечно, наиболее распространённая в русском общественном сознании европейская параллель опричному террору — Варфоломеевская ночь во Франции. Общее число погибших во время этой ужасающей резни, устроенной католиками гугенотам в Париже и прокатившейся по многим другим французским городам в конце августа — начале сентября 1572 г., «составляет не менее 5 тыс. человек»[205]. Между прочим, Иван Грозный в письме германскому императору с праведным негодованием осудил эту бойню как «безчеловечество». Но если по количеству жертв Варфоломеевская ночь, может быть, даже и превосходит опричнину, то по своей социально-политической природе эти исторические феномены принципиально отличны. Избиение французских кальвинистов было не столько актом государственного террора, сколько «творчеством масс», разбуженных гражданской войной. Последняя шла с перерывами с 1562 г., и в её ходе религиозная оппозиция (гугеноты) противостояла королевской власти как самостоятельная политическая сила. Екатерина Медичи и Карл IX планировали только убийства вождей гугенотов (т. е. нескольких десятков человек). «Эти убийства совершаются 24 августа 1572 г. между 3 и 5 часами утра. Колиньи и все наиболее видные представители гугенотской аристократии гибнут от рук внезапно напавших на них солдат Гиза и короля. Следовательно, продуманная и организованно направляемая „ночь длинных ножей“ завершилась до наступления дня… Однако начиная с 5 часов утра 24 августа 1572 г. происходит непоправимое: правители теряют контроль над ситуацией. Теперь на сцену выходит парижский народ, и это слово здесь обозначает отнюдь не только „простонародье“, но и прежде всего местных руководителей органов муниципальной власти и отрядов ополчения (приверженцев Гизов) — тут „и полицейское начальство, и командиры квартальных стражников, и их десятники“ вкупе с богатыми торговцами, младшими армейскими офицерами, ремесленниками и… проходимцами всех мастей. Королевское правительство хоть и предпринимает несколько похвальных попыток сдержать разгул страстей, но оказывается совершенно не в состоянии обуздать разбушевавшихся горожан, давших волю своим чувствам, созвучным, по их мнению, официальным установкам… В дюжине провинциальных городов, где в период с августа по октябрь 1572 года прошли свои, местные варфоломеевские ночи, они принимали форму то городских погромов (как в Париже утром 24 августа), то просто массовых избиений, организованных слишком старательными местными властями… Однако как в одном, так и в другом случае ни Карл IX, ни его правительство не имели отношения к этим событиям. И уж в том, что касается провинции, умысла королевской власти обнаружить нельзя»[206].
    1
  7. ​ @Vicislavique  он ничего не поменял в плане права и то что западники дали его героем видимо они немного понимали что имеют ввиду под реформами потому что Пушкин ознакомившись с Петром 1 был в шоке от него
    1
  8. Но, конечно, наиболее распространённая в русском общественном сознании европейская параллель опричному террору — Варфоломеевская ночь во Франции. Общее число погибших во время этой ужасающей резни, устроенной католиками гугенотам в Париже и прокатившейся по многим другим французским городам в конце августа — начале сентября 1572 г., «составляет не менее 5 тыс. человек»[205]. Между прочим, Иван Грозный в письме германскому императору с праведным негодованием осудил эту бойню как «безчеловечество». Но если по количеству жертв Варфоломеевская ночь, может быть, даже и превосходит опричнину, то по своей социально-политической природе эти исторические феномены принципиально отличны. Избиение французских кальвинистов было не столько актом государственного террора, сколько «творчеством масс», разбуженных гражданской войной. Последняя шла с перерывами с 1562 г., и в её ходе религиозная оппозиция (гугеноты) противостояла королевской власти как самостоятельная политическая сила. Екатерина Медичи и Карл IX планировали только убийства вождей гугенотов (т. е. нескольких десятков человек). «Эти убийства совершаются 24 августа 1572 г. между 3 и 5 часами утра. Колиньи и все наиболее видные представители гугенотской аристократии гибнут от рук внезапно напавших на них солдат Гиза и короля. Следовательно, продуманная и организованно направляемая „ночь длинных ножей“ завершилась до наступления дня… Однако начиная с 5 часов утра 24 августа 1572 г. происходит непоправимое: правители теряют контроль над ситуацией. Теперь на сцену выходит парижский народ, и это слово здесь обозначает отнюдь не только „простонародье“, но и прежде всего местных руководителей органов муниципальной власти и отрядов ополчения (приверженцев Гизов) — тут „и полицейское начальство, и командиры квартальных стражников, и их десятники“ вкупе с богатыми торговцами, младшими армейскими офицерами, ремесленниками и… проходимцами всех мастей. Королевское правительство хоть и предпринимает несколько похвальных попыток сдержать разгул страстей, но оказывается совершенно не в состоянии обуздать разбушевавшихся горожан, давших волю своим чувствам, созвучным, по их мнению, официальным установкам… В дюжине провинциальных городов, где в период с августа по октябрь 1572 года прошли свои, местные варфоломеевские ночи, они принимали форму то городских погромов (как в Париже утром 24 августа), то просто массовых избиений, организованных слишком старательными местными властями… Однако как в одном, так и в другом случае ни Карл IX, ни его правительство не имели отношения к этим событиям. И уж в том, что касается провинции, умысла королевской власти обнаружить нельзя»[206].
    1
  9. Но, конечно, наиболее распространённая в русском общественном сознании европейская параллель опричному террору — Варфоломеевская ночь во Франции. Общее число погибших во время этой ужасающей резни, устроенной католиками гугенотам в Париже и прокатившейся по многим другим французским городам в конце августа — начале сентября 1572 г., «составляет не менее 5 тыс. человек»[205]. Между прочим, Иван Грозный в письме германскому императору с праведным негодованием осудил эту бойню как «безчеловечество». Но если по количеству жертв Варфоломеевская ночь, может быть, даже и превосходит опричнину, то по своей социально-политической природе эти исторические феномены принципиально отличны. Избиение французских кальвинистов было не столько актом государственного террора, сколько «творчеством масс», разбуженных гражданской войной. Последняя шла с перерывами с 1562 г., и в её ходе религиозная оппозиция (гугеноты) противостояла королевской власти как самостоятельная политическая сила. Екатерина Медичи и Карл IX планировали только убийства вождей гугенотов (т. е. нескольких десятков человек). «Эти убийства совершаются 24 августа 1572 г. между 3 и 5 часами утра. Колиньи и все наиболее видные представители гугенотской аристократии гибнут от рук внезапно напавших на них солдат Гиза и короля. Следовательно, продуманная и организованно направляемая „ночь длинных ножей“ завершилась до наступления дня… Однако начиная с 5 часов утра 24 августа 1572 г. происходит непоправимое: правители теряют контроль над ситуацией. Теперь на сцену выходит парижский народ, и это слово здесь обозначает отнюдь не только „простонародье“, но и прежде всего местных руководителей органов муниципальной власти и отрядов ополчения (приверженцев Гизов) — тут „и полицейское начальство, и командиры квартальных стражников, и их десятники“ вкупе с богатыми торговцами, младшими армейскими офицерами, ремесленниками и… проходимцами всех мастей. Королевское правительство хоть и предпринимает несколько похвальных попыток сдержать разгул страстей, но оказывается совершенно не в состоянии обуздать разбушевавшихся горожан, давших волю своим чувствам, созвучным, по их мнению, официальным установкам… В дюжине провинциальных городов, где в период с августа по октябрь 1572 года прошли свои, местные варфоломеевские ночи, они принимали форму то городских погромов (как в Париже утром 24 августа), то просто массовых избиений, организованных слишком старательными местными властями… Однако как в одном, так и в другом случае ни Карл IX, ни его правительство не имели отношения к этим событиям. И уж в том, что касается провинции, умысла королевской власти обнаружить нельзя»[206].
    1